Своеобразие
творческого метода Н.С. Лескова
(«сказ»,
«орнаментальная проза»).
Л. отличается особым мастерством языка. При этом
имеется в виду не стиль вообще, а именно язык
– т.е. самый словесный состав, самый словарь его произведений. Высказывалась
мысль, что Л – писатель более всего для филологов. Однако это мнение принимала
отрицательный характер у современных Л критиков.
Среди главных писателей второй половины 19 в.,
заботившихся преимущественно об идейной и психологической стороне, Л выглядел
писателем «вычурным», склонным к языковой «чрезмерности»,
к употреблению «погремушек диковинного краснобайства» и пр. так судили Скабичевский, Михайловский, Волынский. Л не укладывался в осн. лит-ную систему 60-80гг,
потому что в нем резко проявлялся особый вкус к слову, к языку.
Скабичевский говорил, что его талант – «не более как талант
хорошего, бывалого рассказчика». «Чем гениальнее, выше талант писателя, тем
менее нуждается он привлекать читателей какими-нибудь эксцентричностями и кувырколлегиями». Поэтому он принадлежит к числу
«второстепенных» писателей (как Марлинский, Вельтман,
Даль, Кукольник, Венедиктов).
А.В. Амфитеатров пишет: «Конечно, Л был стилист природный… Но
скитания по России, близкое знакомство с местными наречиями, изучение русской
старины … много прибавили, со временем, в эти запасы словесного богатства… Но
чувство меры, вообще мало присущее таланту Л, изменяло ему и в этом случае.
Иногда обилие подслушанного, записанного, а порою выдуманного…служило Л не к
пользе, а ко вреду, увлекая его талант на скользкий
путь внешних комических эффектов, смешных словечек и оборотов речи».
Почти то же говорит и М. Меньшиков, упрекающий
Л в «стремлении к яркому, выпуклому, причудливому,
резкому – иногда до чрезмерности».
Позднейшая эпоха признала в нем «мастера», но все же с
наклонностью к языковой «чрезмерности». Так он и остался вне системы – как
что-то оригинальное, но слишком причудливое.
К началу 60-х, эпохи соц. кризиса и перелома, не
только филология, но и литература сдвигаются на второй план. «Слева» идет л-ра очерков из народного быта, ни с каким филологизмом не связанная, «справа» экстренно издаются
тенденциозно-злободневные романы, не имеющие никакого отношения к проблеме лит. языка. Традиционная
«беллетристика» становится рыночной, а ее место начинают занимать истор. книги, мемуары, хроники. На этом истор.
грунте появляется причудливый,
«вычурный», почти экзотический цветок лесковского
сказа. Филологизм стал виртуозной стилизацией,
доходящей до «чрезмерности», «эксцентричности».
Старый филологизм послужил
основой, с одной стороны, для образования новой академ.
дисциплины, с другой – для построения новых лит. форм с акцентом на речь, на «сказ». Л – это эстетическая
грань славянофильства, прошедшего до того через все фазы своего истор. движения: от проблемы корнесловия и этимологии до
проблем соц. политики. Л был фазой цветения, фазой ущербной – и именно потому
напряженно – эстетической.
Он работает на деталях синтаксиса и лексики; он
вглядывается в оттенки каждого слова. Он не столько живописец, сколько мозаист,
собирающий и складывающий слова так, что получается иллюзия живой речи, голоса
и даже лица. Ему нужны яркие цвета – поэтому он специально изучает соц. и проф.
жаргоны; слова диковинные, отдающие стариной или «народностью», для него сущий
клад. Так получается то, что Эйхенбаум назвал художественным филологизмом.
Л вступил в л-ру поздно (30
лет) и начал не с беллетристики. В киевской газете «Современная медицина» в
1860 появляется ряд его статей «обличительного» характера: «О рабочем классе»,
«Несколько слов о полицейских врачах в России» и др. Речь идет о взятках, о
низком уровне служебных лиц и т.д. Язык этих статей испещрен проф. жаргонами,
пословицами и народными словечками, предвещающими будущую «чрезмерность».
Например, «Такой-то, от тяжких побоев, не видя глазами зрения, впал в
беспамятство». Обличительный жанр превращается в лит. фельетон с акцентом на язык.
В 1862 Л уже в Петербурге. В своих очерках он вступает
в полемику с народниками, которые, по его мнению, не знают народа. Л приехал из
провинции. Мелкопоместный провинциализм («Гостомля»)
был его первоначальной лит. позой,
отличавшей его и от усадебной (Толстой), и от столичной (Тургенев) л-ры и сближавшей его с Писемским. К тому же его духовная
родина – Киев, который по культуре тогда был совсем не русским, а польско –
украинским городом. Поэтому «демократизм» его первых вещей,
противопоставленный русскому «народничеству», идет скорее от
польской л-ры (Иордан, Сырокомля).
Из русских писателей ему особенно мил Гоголь как искусный рассказчик.
Л – совсем не типичный русский интеллигент; он
профессионал – артист, влюбленный в свое лит. дело.
Его органический, наиболее типичный для него жанр – хроника, построенная по принципу
нанизывания ряда приключений и происшествий на героя, который сам и
рассказывает о них любопытствующим слушателям («Очарованный странник», «Смех и
горе», «Заячий ремиз»). Основной элемент этого жанра, анекдот (большей частью -
языковой), есть своего рода атом в природе лесковского
творчества. Его присутствие и действие чувствуется повсюду.
Другой жанр Л, насквозь пропитанный филологизмом, - это «сказ»
(«Левша», «Леон дворецкий сын», «Запечатленный ангел»), где речевая мозаика,
постановка лексики и голоса являются главным организующим принципом. Этот жанр
отчасти лубочный, отчасти антикварный. Здесь царит «народная этимология» в
самых «чрезмерных» формах.
В «Леоне дворецком сыне», не включенном Л в собрание
сочинений, этот филологизм становится почти
неудержимым («пропуганда», «концерт дешевых студентов», «двуспальное
кольцо»). В «Запечатленном ангеле» или «На краю света» (отчасти «Соборяне»)
Л обращается к церковнославянской лексике и ,
возрождая язык старорусской письменности, создает нечто вроде словесной
иконописи. Так мозаика Л идет по двум характерным для русского филологизма линиям: народность
и славянщина,
лубок и икона.
Для лесковского филологизма характерно еще то, что персонажи его всегда
отмечены своей профессией, своим соц. и нац. знаком.
Они – представители того или другого жаргона, диалекта. Средняя речь, речь
обыкновенного интеллигента, Л обходится. Характерно и то, что диалекты эти
используются им в большинстве случаев в комическом плане, чем повышается
игровая функция языка.
Это относится и к ученому языку, и к языку духовенства
( ср. дьякона Ахиллу в «Соборянах» или дьякона в
«Путешествии с нигилистом»), и к нац. языкам. Укр. язык в «Заячьем ремизе» использован именно как
комический элемент, а в других вещах то и дело фигурирует ломаный рус. язык – в устах то немца, то
поляка, то грека. Даже такой «общественный» роман, как
«Некуда», наполнен всякого рода языковыми анекдотами и пародиями – черта,
типичная для рассказчика, для эстрадника.
Но кроме области комического сказа у Л есть еще и
область противоположная – область возвышенной
декламации. Многие его вещи написаны, как он сам говорил, «музыкальным речитативом» - метрической
прозой, приближающейся к стиху. Такие куски есть в «Обойденных», в
«Островитянах», в «Расточителе» - в местах наибольшего напряжения. В ранних
вещах Л своеобразно комбинирует стилевые традиции и приемы, взятые им у
польских, укр. и рус. писателей. Но в позднейших произведениях эта связь
утрачивается.
Л, развивая свою систему художественного филологизма, вступил в принципиальное соперничество со
стихом, оспаривая его право на дальнейшее существование. Стих, как область
суженной лексики и интонации, был для него, при всей своей «музыкальности»,
область искусственно обедненной. Очень любя стихи, Л
вместе с тем относится почти как к пародии на язык: он то и дело вставляет стиховые
цитаты в середину прозаических фраз – так, что они, попадая в чужую языковую
среду и подчиняясь прозаической интонации, производят комическое впечатление.
Так в «Путешествии с нигилистом» - где говорится о козероге, изображаемом на
вербах: «У последнего вся фигура
беспокойная и острая, как будто «счастья он не ищет и не от счастия
бежит».
Л не раз высказывался и против жанров традиционной
беллетристики, утверждая, что романы и стихи могут исчезнуть, уступая место
новому роду творчества, основным элементом которой является анекдот, рассказ об отдельном
случае. Эта система внутренне враждебна к фабульной и психологической
беллетристике – к роману с любовью и без нее. Система Л – система бытовых
конкретностей и языковых деталей, система складываний, прикосновений и
сцеплений, а не узлов.
Сказ: установка на чужое сознание, когда писатель говорит от
имени персонажа, т.е. он скрыт, нет авторского повествования, а есть
рассказывание героя («Оч.странник»).
Герои определенной соц. группы: демокр.
герой (мещанин, купец, ремесленник, деревенская баба).
Орнаментальная
проза: работа со словом, красоты,
украшение, Л ищет необычное слово.
